Родился 21 сентября 1968 года в Свердловске. В спелеологии с 1985 года. Член СГС с 1991 года. Специалист по инженерным методам прохождения пещер. Выпускник УПИ, сейчас работает в фирме по продаже и монтажу строительного оборудования.
– Расскажи, как ты начал заниматься спелеологией? Почему не шахматы?
После школы я поступил на механико-машиностроительный факультет в УПИ, и со мной в одной группе учился Максим Шипулин (член СГС с 1988 года, спелеолог-изобретатель и подводник – Прим. ред.), который как-то позвал меня сходить с ним в поход. Я до этого вообще ни в какие походы, даже, грубо говоря, просто за город не ездил, всё только в сад с родителями или с мамой на лыжах от силы. В первый раз я пошёл с Максимом просто прогуляться до скал Чёртово городище, нашим инструктором был Олег Устимов, очень хороший товарищ. Мне всё понравилось, весёлые ребята, всё замечательно, и я решил, значит, что буду ходить дальше. Второй поход был самый интересный из таких вот не пещерных походов: собралась большая толпа, человек чуть ли не 50-70, все – и старые, и молодые, члены клуба, новая школа. И вот этой вот толпой, которую всю вёл Женя Цурихин, мы пошли вокруг Таватуя. Весь маршрут оказался по моим ощущениям километров пятьдесят. Причём было довольно скользко, мама мне дала ещё такие кирзовые сапоги, в общем, я иду, скольжу, спотыкаюсь, падаю, иду дальше, всё весело, люди-то идут уже такие более или менее привыкшие, ходившие. Мне показалось сначала, конечно, тяжело, но, когда мы вечером пришли на станцию, я понял, что я живой, здоровый, всё нормально, и вот тогда я точно решил, что останусь, потому что это мне по силам, я могу такие нагрузки физические нести. И уже там потом мы начали ходить в пещеры.
– Какая первая пещера была?
Первой пещерой должна была быть Аракаевская, но произошёл несчастный случай, одна девушка упала, рассекла лоб, оказалось, что травма серьёзная, нужны спасработы, в общем, такие уже приключения чуть ли не с третьего похода. В итоге, первая пещера была Дружба, по которой наше отделение водил Витя Афанасьев, и дальше уже пошло-поехало: Аракаевская, Тёмная, Мариинская.
– То есть это была традиционная школа СГС?
Да, причём эта школа 1985 года, первоначально туда пришло 100 человек, в помещении на Первомайской, 3, где тогда был клуб, места не хватало. Все лекции мы стояли, тесно прижавшись друг к другу, столько было народу. Ну, конечно, как обычно, часть отсеялась, но с этой школы осталось достаточно много людей, которые потом долго ходили, такие вот, как Вова Калачёв, Игорь Чебыкин, такие вот товарищи, очень известные.
Прямо после первого же года школы в 1986 году собралась большая азиатская экспедиция под руководством Вишневского, в ней участвовало 72 человека. Семьдесят два! Сейчас даже близко к этому нету, а тогда вот была такая огромная толпа, всем занятие нашлось, Вишневский только и успевал людей направлять по разным направлениям, куда кому ходить. Там были большие исследования Фестивальной. Мы с Витей Афанасьевым, наша группа, исследовала пещеру Берлога, тоже там предполагалось какое-то продолжение, но не пошло. Я в этой экспедиции оступился, вывихнул руку, неделю жил в лагере под Арчой, но всё закончилось нормально, Вишневский мне руку вправил. Тогда же я участвовал в первопрохождении пещеры Ледопадная, не сильно далеко, но всё равно впечатление об азиатских пещерах я тогда получил. Очень красивые, невероятные по красоте пещеры. Перед поездкой у меня стоял выбор: пойти в стройотряд или поехать в экспедицию. Родители сказали, что проблем особых с деньгами нет, можешь ехать. Папа помогал делать станок из алюминиевой раскладушки, мама шила мешок к этому станку. В итоге всё состоялось, мы поехали, и с той поры стало понятно, что да, спелеология – это, скорее всего, надолго, и понеслось…
– Кто у тебя родители по профессии?
Папа работал водителем, мама – в химической лаборатории, то есть абсолютно рядовые люди, к спелеологии никогда близкого отношения не имели, у сестры тоже круг увлечений далёкий от походов, так что это всё в общем-то из-за Максима Шипулина.
– Первая твоя Азия была в совсем далёких годах, а последняя когда случилась? Крайняя?
Я спокойно отношусь к слову «последняя», этих последних уже было…В последнюю экспедицию в Азию я ездил в 2018 году, это был Бой-Булок с французами. Недавно пересеклись в соцсетях с товарищем, который учился в параллельном классе, и когда он увидел этот фильм «Азия навсегда», его просто взорвало, он говорит: «Я смотрел с женой затаив дыхание! Как? Вы участвуете в таком?!? Это просто замечательно! Великолепно!». Я ему говорю: «Да, это уровень мировой спелеологии, и наш клуб СГС в этом принимает непосредственное участие, продвигает, можно сказать, мировую спелеологию, и я тоже в какой-то степени принимаю в этом участие». Он очень по-хорошему позавидовал, можно сказать.
А в Бой-Булок в первый раз я поехал ещё в 1990-1991 году. Самые значительные куски Бой-Булока были пройдены в этих экспедициях, после 1991 года на карте если и было что-то дорисовано, то совсем чуть-чуть. То есть «время основной карты» я как раз застал и поучаствовал в этом.
– Я вот сейчас посчитала, у тебя спелеологический стаж 36 лет, получается?
У меня был большой перерыв, как раз с 1991 года, там начались, как говорят «лихие 90-е», зарабатывание денег, все ударились в бизнес, и я в том числе, у кого-то пошло лучше, у кого-то хуже, у нас – с переменным успехом. Тут, значит, какие-то семейные неурядицы, и до 2011 года я ни в какие походы не ходил. А в 2011 на юбилее СГС я у Жени Цурихина спросил, можно ли с ними сходить просто в поход выходного дня, жена меня там всё теребила: «давай, давай куда-нибудь сходим». После этого мы сходили в Сухоложские пещеры, Тюменскую такую. Я-то думал, сходим в какие-нибудь простенькие пещерки, вспомню молодость, покажу жене, какой я замечательный опытный спелеолог. Оказалось, как бы ни так. Молодёжь ползала гораздо шустрее, меня это зацепил, я понял, что можно дальше заниматься, да и Оле (жене) очень понравилось, она прямо загорелась, что будет ходить и год ходила в школу, занималась спелеологией тоже, по верёвкам ползала, но потом у неё переключилось внимание на наземные походы. Она мне говорит: «Я люблю солнышко». А мне вот кажется, что все горы одинаковые, а вот пещеры все абсолютно разные.
– Сейчас у вас сложилась такая команда с Андреем Грачёвым, вы почти каждые выходные ездите в пещеры. В каких спелео участках работаете, какая сфера интересов?
Сейчас занимаемся, в основном, в Нижнесергинском районе, там ещё не все секреты открыты, потенциал есть у этого района, вокруг Катниковской, вокруг Сухоложской ещё что-то будет, может быть, не сильно большие открытия, но всё равно. Сухоложская увеличилась в два раза после прохождения узости. Андрей Грачев очень долго ездил туда, ковырять этот ход, 10 выездов у него было, четыре последних вместе со мной. И вот пещера стала в два раза длиннее. Первопроход – это всегда очень интересно и практически всегда это тяжёлый труд, который даже не всегда вознаграждается, когда-то бывают неудачи, когда-то там просто ничего нет, затыкается и всё, но иногда прямо выстреливает, и это просто супер.
– Что у вас в планах ближайших, какие пещеры?
В ближайших планах нижнесергинские пещеры. Кроме того, у нас год назад примерно был проект большой с Игорем Лавровым, пещера Безумцев на Чусовой, долго там ковырялись. Тоже было это ощущение, когда что-то неизвестное тянет, просто тянет, и всё получилось, прошли в новую часть, очень большую такую, интересную. Да, она в итоге замкнулась очень опасным залом с обвальными участками, не стали дальше исследовать, но всё равно значительный кусок пещеры прошли.
Совсем недавно у меня было штук пять точек, где надо закончить, доработать, и вот за этот год осталась, наверное, только одна. Это пещера Надежда Мории (Кавказ, Карачаево-Черкессия). Она должна «подсечь» Морию и в несколько раз ускорить заброску до прохождения последних сифонов. Пещера сложная в плане прохождения: колодцы чередуются с очень узкими меандрами, в которых протаскивать транспортный мешок приходится буквально на руках, постоянно его поддерживая, чтобы не затирало в щель, которая внизу. Когда мы первый раз пошли с Андреем Грачёвым к месту работы, в какой-то момент мне показалось, что это уже предел, я говорю: «Всё, Андрей, поворачиваем обратно, я устал, я уже не могу, тут ничего нет», а он говорит: «Ты слышишь шум воды?». И я услышал эту воду, то есть впереди, скорее всего, какое-то расширение, колодец, возможно, выход в Морию, и всё, у меня снова переключатель сработал, я ломанулся вперёд, и мы там ещё четыре раза работали. Последний раз я ходил с таким молодым товарищем, которого зовут Родион Храбров, замечательный парень, казалось, что еще чуть-чуть и будет результат, но у нас заканчивались аккумуляторы в перфораторе, и мы решили остановиться в этой точке. Вот этот вот гештальт ещё пока не закрыт, да.
– А какая у тебя самая любимая пещера?
Самая любимая, наверное, как ни странно Летняя (Башкирия, Кутукское урочище). Она достаточно сложная и очень красивая. Я, когда в первый раз ее увидел, такая мысль родилась, изречение, можно сказать: «Ни в каждом Эрмитаже такое покажут». Вот у меня за спиной фотография из Летней, но в конкретно этом месте я еще не был, но, думаю, что когда-нибудь смогу.
– То есть это пещера-мечта?
Нет, она просто красивая, а мне, да, красота пещер нравится. Самая пещера-мечта – это, конечно, соединить Бой-Булок с Вишневского, это цель, это второй гештальт, так скажем.
Резюмируя: первое, это Азия, то есть Бой-Булок, туда обязательно. Надежда Мории – тоже обязательно постараться. На Урале у нас осталась ещё пещера Грандиозная в Башкирии, и вместе с салаватским клубом мы туда ездим, помогали им проходить. Рядом есть совсем небольшая пещера Барсик, где мы с Андреем Грачёвым работали в 2019-м. За два дня мы тогда проковыряли до результата: уже всё, меандр был виден, но спуститься не успели из-за того, что время кончилось. В этом году наконец-то спустились, сначала казалось, что теперь повалит-повалит, но ничего подобного, как говорится, халявы нет. Надо снова копать. А пещера интересная, скорее всего какая-то система серьёзная такая, похожая на саму Грандиозную, так что планов много.
– Последний вопрос: как думаешь, сколько ещё твоя большая спелеожизнь продлится?
Ну я думаю, что лет на 7-10 меня ещё вполне хватит, здоровье позволяет, гештальты возникают по ходу работы, вот, допустим с Надеждой Мории ничего не предвещало. Мы, на самом деле, не сильно надеялись, что там будет что-то серьёзное, но там тоже манит, прямо вот манит этот звук воды, до которого мы так и не дошли. Манит, как сирены моряков, просто непередаваемое такое чувство. В общем, я думаю, что это ещё не конец.
Оператор: Лариса Позднякова
Журналист: Анна Логинова
Расшифровка материала: Алена Шадрина
Редактор: Светлана Логинова
Интервью записано в рамках проекта «Спелеологи Урала в центре кадра», поддержанного Фондом президентских грантов.
