Родился 27 марта 1954 года в Свердловске. В спелеологии с 1972 года. Один из самых ярких представителей «железного века спелеологии» — времени ярких и неожиданных инженерных решений и смелых «самоделок», вышедших далеко за пределы Урала. Председатель СГС в 1980-1985 годах.
– Представьтесь, пожалуйста.
Новиков Игорь Сергеевич, спелеолог, 72-го года выпуска. В 72-м году я прошел уже какие-то лагеря, и потом, в семьдесят третьем году (секция была не такая большая, спортсменов было не много) и Рыжков нас всех организовал, и мы поехали в пещеру Снежную. И я тогда ходил до глубины около пятисот метров.
– Абсолютно стремительная карьера! А где вы учились?
Механический факультет УПИ. Там очень хорошая альпинистская секция была. Когда я стал первокурсником, у меня был выбор: туристы и другие. И Ефимов (Сергей Борисович Ефимов, легендарный альпинист – прим. ред.) начал нас гонять в зале, чтобы полазать, потренировать. Мы лазали на деревянных щитах. И все было бы хорошо, но когда пришло время после первого курса выбирать ехать в альплагерь куда-то там в Киргизию, или заниматься спелеологией, в УПИ сказали: «Нужно пойти к врачу». Врач посмотрел: «Что-то у тебя сердце шумит». Я говорю: «Да?». «Да, – говорит, – шумит». «А я могу ехать?». «Можешь, но на вершину-то тебя не пустят». Тогда все было очень жестко. Я говорю: «Ну, ладно, я подумаю». Пошел к спелеологам. А тогда Рыжков был крутой… Он договорился с врачебно-физкультурным диспансером, и нас всех, абсолютно всех спелеологов, которые собирались в экспедицию, проверили по полной программе. Там были кардиограммы с нагрузками, все-все-все. Мне сказали: «Да все нормально, но надо тебе сходить, проглотить какую-то жидкость, чтобы посмотреть, как там сердце работает». Я проглотил. Сказали: «Ничего у тебя нет».
– То есть, к альпинизму вас признали частично годным, а к спелеологии совершенно годным?
Да, для спелеологии сказали: «Нормально все». Это и решило судьбу. Паровоз пошел по спелеологическому пути.
– Ну, давайте, рассказывайте про эту колею. Снежная, сразу 500 м. Сложно было?
Там были сплошные лестницы. Я тогда был молодым, спортивным. Рыжков принимал участие в наших тренировках. Мне тогда выдали напарника – Леонида Емельянова, а он был не спортсмен совсем. Он, конечно, спуститься – спустился, а вот обратно вместе поднимались очень тяжело. Очень тяжело поднимались. Очень долго. Мы тогда подносили мешки к лагерю, который был над большим колодцем, который 160 м, но мы в него уже не спускались. Принесли мешки, повесили и обратно начали выходить. Сутки никто не спал, конечно. Тогда все было очень плохо. Просто очень плохо. Понятно, что гидрокостюм, всякие утеплители, но поверх гидрокостюма надевался обыкновенный комбинезон, который выдавали рабочим на предприятии. Комбинезон – это ткань, которая впитывает воду. И вот на тебе полведра воды, пропитанная, и ты своим телом всю эту воду испаряешь, испаряешь, испаряешь… Ты ничего не делаешь, а у тебя жизненные силы исчезают. Вот сейчас комбинезоны не промокают. Что-то промочил, и быстро все просохло, и не теряешь жизненные силы.
– Много раз было ощущение, что жизненные силы уже совсем ушли?Когда молодой, этого вообще не ощущаешь. А вот Леня-то Емельянов, которого я снизу вытягивал, для него это был последний поход в пещеру. Он тогда вышел из пещеры, перекрестился, и сказал: «Это был мой последний поход. Спасибо, что ты меня отсюда достал». В 74-м году была опять Снежная. Тогда нужно было идти глубоко-глубоко вниз. И вот тогда Рыжков сказал: «Кто пойдет вниз, должен набегать 200 м вниз, 200 м вверх. И мы тренировались. На Чёртовом городище отвес 20 или 18 м. Так вот двадцать раз вверх-вниз надо было пролезть.
– Это тоже лесенка?
Лесенка, да, конечно. Но тогда уже в семьдесят четвертом году появились… По-моему, даже Вишневский или Рыжков купили у Украины (Украина тогда была, ближе к Западу) пару жумаров, с этих жумаров сделали какие-то копии, к сожалению, они не сохранились здесь. И пытались страховаться, но как-то все это так… Лесенка и прусик: вот и вся жизнь, вся наша спелеология была. После 74-го года лестницы занимали совершенно невероятный объем. Колодец 160 м в Снежной разбивали на 40, 40 и 80. И вот, представьте, 80 м одним пролетом, нужно пройти, нигде не останавливаясь. Это было очень тяжело. И мы поняли, что пора уже что-то менять. К тому же, появились жумары и гипсы, переламывающиеся на веревках, самохваты. Уже осенью 74-го года мы начали осваивать технику хождения по веревке.
– А вот все, что касается вот этих вот железок – это больше Юрий Сергеевич или это вы тоже?
Нет, что вы, что вы… Я в этих железках был только исполнителем. Там работали и Юрий Сергеевич (Новиков – прим.ред.), и Андрей Мерзляков, и Сергей Голубев. Сергей Голубев, наверное, сделал гораздо больше работы, он творчески подошел к этому делу, и Николай Шаклеин. Там было много людей. Они были уже бывалые спелеологи, а я-то был студентом.
– Так вас же брат привел в спелеологию?
Не то, чтобы брат. Привел меня как раз Леня Емельянов, которого я вытащил потом из Снежной. Для Юры я был младшим братом, он мне ничего особенно не давал. Только когда начали выезжать с ночевой, он начал выдавать мне свой спальник ватный, который весил невероятное количество килограммов. Снаряжения вообще было мало. Обматывались репшнурами и стропами. Обвязки делали из строп, беседки делали из строп. Абалаковский пояс, чтобы появился у тебя на груди – было просто счастье. Какое там снаряжение, вообще ничего не было! Веревки – это обыкновенные рыболовные канаты, которые спелеологи Сахалина вылавливали из моря, рваные или списанные, и потом пересылали нам.
– Откуда у вас взялась первая каска?
Строительная была, конечно. Кстати, все комбинезоны, сапоги, каски и рукавицы продавались на барахолке на визовском рынке и еще там был рынок, где-то на юге. Там рабочие продавали все свое выдаваемое имущество за какие-то копейки, вот там все покупалось.
– Сколько весил рюкзак обычно в экспедиции?
Да много, конечно. Мы всегда переносили все за много раз. И, собственно говоря, многие заработали на переноске тяжестей, так сказать, свои болезни. У кого-то там что-то сдвинулось, позвонки, туда-сюда, коленки. У меня Любовь Александровна хромает из-за переноски тяжестей. Тогда не было ни ослов, ни вездеходной техники, ничего не было. Все переносилось на своем горбу. Конечно, это было очень тяжело. Очень много времени тратили и здоровья, что очень печально. Вместо занятия спелеологией, мы 30, а то и 50% времени мы занимались переноской грузов.
– Какая самая запоминающаяся Ваша экспедиция?
Конечно, это кавказские экспедиции. Это работа с москвичами в пещере Илюхинской, когда вместе с Киселевым дошел до сифона, он -950 что ли. Самое роскошное – это, конечно, Фишт. Во-первых, вокруг тебя горы такие красивые, беленькие, и пещера… Абсолютно чистая пещера и абсолютно вертикальная.
Фишт, фото из архива Владимира Тыкоцкого
– На ваших глазах прошла вся история от лесенок до веревки. Какие были самые интересные вехи?
Наверное, когда мы начали использовать трос.
– А кто придумал трос в пещере использовать?
Сначала Сергею Голубеву на халяву выдали вот такую бухту ленты, которая использовалась для лифтов. Ему на халяву выдали, мы попробовали: ох, как хорошо! А фига с два – оказалась, что она ломается. И тут же совершенно логическое продолжение – давайте попробуем трос. Не растягивается – прекрасно. Погнали. И тут уже буквально за раз все переделали.
– Откуда трос взяли? Ведь трос на халяву никто не выдал, наверное?
Ну, не на халяву, но, в общем, первый трос, кстати, купил тоже как-то так, криво, Сергей Голубев. Он был повешен на скалах, мы полазали, и нам очень понравилось.
– Сколько лет вы занимались спелеологией?
Ну, пока перестройка не началась. То есть с семьдесят второго по девяносто второй, примерно, да. В девяносто первом году было что-то еще, а потом денег просто не стало. Нужно было бороться за жизнь, а не спелеологией заниматься. Там вот эти черные девяностые годы, было очень-очень плохо. Спелеология заглохла абсолютно. Можно было клуб закрыть на клюшку и все. Только благодаря Саше Вишневскому, который был из нашего поколения, старого, и еще ребятам, Чебыкину, Бушмичу…. Они молодежи сказали: «Что, давайте попробуем, съездим в Азию, там все равно что-то осталось?». И они – раз, поехали.
– Чем вы сейчас занимаетесь?
Сейчас я занимаюсь скалолазанием. С большим удовольствием. Ну и велосипед. Сначала я купил велик, познакомился со скалолазами, а потом скалолазы полезли на скалы, и я тоже вместе с ними полез на скалы. Вот чем отличается скалолазание от спелеологии? Хотя, конечно, это сравнивать нельзя. Но, тем не менее, маршрут в спелеологии прошел один раз, что-то изведал, сделал топосъемку, второй или третий раз туда заглянешь редко. А скалолазный маршрут можно пройти плохо, можно пройти коряво, можно пройти красиво, можно пройти быстро – один и тот же маршрут. Это зависит только от твоих ручек и ножек, что очень важно. Это, так сказать, мотиватор содержать себя, свое тело и мозги в готовности к хорошим физическим нагрузкам.
Оператор: Лариса Позднякова
Журналист: Светлана Логинова
Расшифровка материала: Михаил Жирнов
Редактор: Светлана Логинова
Интервью записано в рамках проекта «Спелеологи Урала в центре кадра», поддержанного Фондом президентских грантов.
